Тени
Парфенона
Мы
тлеем в лучах
Ориона.
И соль
разъедает
нам раны.
Вперёд от
теней
Парфенона,
Искать и
пророчить
изъяны.
Вперёд от
образов
мифов,
Лизать и
клеить
проблемы.
Душа, как пища
для грифов,
Конечная
точка на
схеме.
Мы роем
могилы под
небом.
Гробы
покрываем
листвою.
Всю жизнь
наполняем их
хлебом,
Торгуя на
рынке
судьбою.
На полке
памяти в
морге,
Мы гордо
считаем
доходы.
Избитая
совесть на
торге,
В коленях
помятой
природы.
Атлантов,
держащих
своды,
Мы кормим
раком и
СПИДом.
И жизнь,
принимавшая
роды,
Дрожит с
умоляющим
видом.
***
Как с
неба снять
сияющее
солнце,
И крепко сжав
пришить к
воротнику?
Через
сетчатку
глаз, в
сознания
оконце,
Кричать
слова
свободы на
бегу.
Как
отпечаток
получить с
ноги Титана,
И мерить с
гордостью
ботинки по
нему?
Как
маневрировать
и избежать
судьбы
тарана,
Когда ты
знаешь, что
возможности
в плену?
Как
заключить
немного
ветра во
флакон,
Чтоб птицей
быть и
вентилировать
суб «Я»?
Когда
безумно ты в
себя влюблён,
Когда
закрытости
блестит
броня?
Но как
избавиться
от жажды есть
и пить,
Как усмирить
желание
глотать
пенициллин?
Как
откровенно
честным
перед криком
быть,
Когда по
жизни ты
бредёшь один?
***
Слышишь
ли ты шум
Эдема:
Отголосок
былой славы?
Когда больно
грызёт
проблема
Выбираться
из этой
канавы?
Видишь ли ты
злые цепи,
Сковавшие
действия
наши?
Когда нас
погружают во
склепы,
Заполнявшие
разум
парашей?
Знаешь ли ты
где ответы
На вопросы,
которые
плачут?
Если мы
забываем
советы,
Те, которые
много значат?
Знаешь ли ты
где мы сами,
Как понять
что есть
реальность?
Если мы
только пьём
часами,
Да переводим
квадратность
в овальность?
***
Меня не
принимают
воробьи.
Не от того ли,
что я слишком
человек?
Не от того ли,
что за гранью
«жизнь»,
Я строю планы
для своих
идей?
В их песнях я
совсем чужой
И скрыт какой-то
странной
пеленою.
«Ты так далёк», -
кричат они с
ветвей.
«Ты так далёк.
В тебе так
много боли».
Меня не
принимают
воробьи
***
Проспав
сиянье звёзд,
бутон
раскрылся в
утро.
Принявший
дар времён,
поднялся
воробьиной
песней.
На ветке,
разрисованной
волнением,
повисли ноты.
И воробьи
вкусили
прелесть
дней, уже
прошедших.
Их маленькие
перья
невзначай
шумели в такт
с весной,
Как будто бы
благодаря за
право быть.
Я видел их и
слышал те
молитвенные
шумы.
В них было
нечто
большее, чем
просто бытие.
Вернее за
потёртой
рамкой веры
И
всеобъемлющих
понятий
жизни,
Что рвутся по
весне
скреститься
в танце,
Их наполнял
раскрывшийся
бутон
***
Тот, кто
пал жертвою
не от
автоматной
пули,
Тот, кто стал
музыкой не от
водородной
бомбы,
Тот, кого
никогда не
рубили
клинками,
А били
вздохами,
порой
недодыханием,
Как по щекам
совестью
Или упрёками
на папирусах,
Переписанными
древними,
Но, скорее
всего новыми
от
христового
рождения
Душами.
И не на
вечернем
египетском,
А воробьиным
чириканьем
вне времени
«
Подставь
правую!», -
ложится на
весь гной под
ногтём.
«
Ударь левою!»,
- во весь рост
распрямляется
И зевает, не
прикрывая
рта.
На весь гной
под, над и в
ногте,
Раскрашенном
тёмными
красками,
Скорее всего,
древними, до
того,
Как
прозвучало «
Подставь
правую!»,
Он ложится
под забором,
Не
подстреленный,
Но выбитый из
круга
звёздного.
Тот, кто пал
жертвою не от
Грааля кубка,
Тот, кто
спрятался в
яме не от вида
черепа,
На зубах
которого
плесенью
расцвело
томление,
Тот, кто
спрятался от
себя за
листом
папируса,
От того
сквозит
тайною через
поры
познания
«
Пью за Вас!..
Кровь Моя
Прямо здесь
».
Да и между
ветками
красным
цветом
На простыне
начертано «
Пью
за Вас!».
И играет
стёклышком
В стоячей
воде «
Пью за
Вас!».
Разрывает
плоть бытия «
Кровь
моя!»
Тост прорвал
на
египетском,
Только на
утреннем
И прочь
воробьиные
перья,
Летите туда,
куда и камни
бритые
между всех
Парикмахерских,
над заборами,
через ладони,
Но не пулями
памятью.
Туда и летите
меж ветками,
Где натянут
сеткой
совсем
высохший,
Душой
кричащий, тот,
Кто
пульсирует в
моих
капиллярах.
Поэма
из обрывков
***1
Шумит
тысячами
бумажных
листов ветер.
Разрывает их
тонкие лица,
Некогда
твёрдые,
Хотя и столь
же хрупкие,
Вовлеченные
некогда в
круговерть
звёзд
Древесными
кольцами.
Годичными
кольцами, в
которых года
были
взглядами
На попытки
осязать
бесконечность,
Прощупать
неверием,
Вложить
пальцы в дыры
ладоней её,
На попытки
стать шире
себя.
Шумит ветер.
Право, я не
знаю,
Зачем он
свистит
трубами,
Будто бы в
последний
раз -
поминальный,
Так
жалостливо,
Будто бы
хочет
пересчитать
секундами
Всё, что было
И года из
древесных
колец,
Что родились
в руках
человека
чернильными,
Разлетелись
Лишь
осталась
загадочность
слов
В скрытой
тайне
значения
буквы
***2
Не
кораедовым
терпением
Ночь
раздвигает
листья,
Как и не
сущностью
термитов.
В центре
ствола
В
выгрызенном
объёме,
Заполненном
планетами
И звёздами
разных
размеров и
масс,
Нагая в
смелости
своей,
Она личинкой
пряной и
слепой
Плетёт
пространство
Пространство
в нить.
Нить к нити в
сплетение
подобное
узлу
На
лимфатический
манер
В неверии
торжества
лишь ветра,
В желании
раскрыть
секрет,
Не
кораедовым
терпением
Глядеть я
бегал на
движение
листвы.
Потягивая
сок из
любопытства,
Часами сидя
на корню,
Следил я за
мельчайшим
колыханием,
Но видел лишь
пьяное
подергивание
Их тел
Или
припадочные
пляски
Под скрипку
эфира.
И вот тогда,
когда кора
покрылась
Лунной сыпью
И не хватило
мудрости в
обхвате
ствола,
Решился я
раздвинуть
листья
Что узел-кокон
пробивается
Под взглядом
людей,
Нам каждый
день
рассказывают
светлячки.
Да только мы
воспринимаем
их речи
Игрою света,
брачной
игрой,
Но не
метафорой
В стремлении
бабочки
взлететь
И даже ещё в
личинке,
Плетущей
кокон,
В биении
сердца её
чёрной дыры,
Так же
тянущей соки
любопытства,
Только
людского,
Есть что-то
интимное,
Что-то
пленяющее,
Что
заставляет
человека
искать
Пробоины и
щели,
Входы и
выходы
И быть
свидетелем
просушки
крыльев
Не
кораедовым
терпением
Ночь
раздвигает
листья
руками
человека
На родах
космоса
***3
Однажды
я был стаей ос.
Над млечной
кромкой
бесконечности
Собирал я
нектар
ручейной
чистоты,
Отцеживая
всю грязь в
жала
Гера
наклонилась
к воде
посмотреть
На паучка,
поймавшего в
сети звезду.
Паутина
колыхалась в
дыхании
богини
Паук крутил
добычу,
заматывая её
в куколку
Звезда
прорвалась,
превратившись
в бабочку.
Вспыхнула,
завязала
ритм новой
вселенной
И по воле
большей
божественной,
Воле, что
делает богов
богами,
Но лишает
возможности
познания
собственного
существа,
Бокал
кометой
вылетел из
руки Геры
И разбился,
смешав вино с
молоком, и
забрызгав
мои крылья.
Я был стаей ос.
Мои жала
дрожали,
надувались
от злости,
слепленной
грязью.
Пунцовые
тучи в своих
видениях
возвещали
трагедию
Я готов был
порешить
галактики и
системы,
Ужалив
богиню и
пробив иглой
пространство
Но молоко
сгустилось, а
вино дало
сахар
Однажды я был,
И за обёрткой,
до атомов
пропахшей
сгущёнкой,
Я увидел ос.
Их лапки
переливались
мистическим
нектаром,
А в жалах
пульсировала
молоко
***4
Однажды
я был
Кем?
Каковым?
И это было в
сегодняшнем
Каковым?
Дневным ли?..
***5
Я был
Собой ли?..
Если нет, то
кто истинный
Я?
Или все-таки
ОН?..
***6
Я был
Другое лицо.
Должен ли я
буду
сделаться
собой?
Да! отвечает
что-то за
шторой.
Но как?
спрашиваю
Как?
Тишина нет
ответа,
Лишь луна
медленно
просачивается
через зрачки.
Разрезает
светлячок
пространство
не просто так
не для того
ли,
Чтобы я сам
дошёл до
ответа?..
Но как? Как,
если на мне
чужое лицо?
Оглянись!
восклицает в
ответе
Вокруг люди
зеркала твои
В них
истинный ты
не вымысел!..
Но ведь лицо
то чужое
другой мир а
значит и
глаза!
отдергиваю
штору,
Надеясь
найти себя.
Никого
***7
Однажды
я был
знаменитым.
Но тело моё
поджарили на
костре
неверия,
А душу
разгрызли,
будто бы
грецкий орех,
Желая
докопаться
до тайны.
Безумная
боль вскрыла
орех,
И студенты
сбежались
глядеть на
профессорские
руки,
Сканирующие
отпечатками
летопись
моей жизни.
Замуровав в
пыль всё, что
можно было,
Склеив свои
губы моей
наивностью,
Они сожгли
всё
остальное
Всё
остальное
не нужное им.
А мне?
О, крах! О,
начало начал!
А мне?
Изрезанная
память
метка
пустоты?..
И пока ещё эти
бурые язычки
пламени
Добрались
лишь до моего
самолюбия,
Я задаюсь
вопросом:
нужно ли быть
знаменитым
только для
того,
Чтобы
растерять
себя?
Чтобы
прочесть
собственный
некролог?
Я был
знаменитым,
читаемым,
,
популярным,
И никогда
понятым
***8
Я бы мог
быть чем-то
большим,
Чем молчащий homo
sapiens.
Например,
фонтаном на
площади
львом,
Из пасти
которого
звенящим
потоком
Бьют будни.
Уносятся
вверх,
Преломляясь
в палящей
короне безвременья,
А на самом дне
свистящих
божественных
высот,
Среди
кораллов
сгустков
бытия
И дрожащих
волн
желаний
существовать,
Прикрытые
куском
плотной
небесной
материи,
Они зачинают
галактики
Мог бы быть
вселенским
чревом
всепрощения,
Распоротым
остроконечным
витком
спирали
Или
колокольчиком
на шее ищейки,
Под который
просыпается
мистика
Но я homo
sapiens.
Я разрываю
нитки,
Сшившие губы
и
пронзительный
крик
Небывалой
мощности
врезается
В древнюю
пыль
Я обнажён
перед
Вселенной,
Вселенная
обнажена во
мне
Ещё один
планетарный
оборот
И вот новая
вспышка
нового
солнца
Возвещает
приход чего-то
большего
***9
Пока
меня ещё не
засудили за
жизнь,
Пока я сам не
сделался
судьёй,
Я буду поэтом.
Пока ещё веру
не принесли в
жертву,
Пока я
сам не
заложил
жертвенный
алтарь,
Я буду поэтом.
Пока ещё не
все живут
речами
критиков,
Пока я сам не
склонил
перед ними
голову,
Поджав хвост,
Я буду поэтом.
Пока ещё не
учат,
Что буква
это только
для письма,
Пока ещё
значение
слова не
затвердело
В отлитых
формах,
Я буду поэтом.
Пока я ещё
открываю рот
от удивления,
А душу
космосу,
Пока ещё мои
глаза видят
И бьётся
сердце,
Я буду поэтом.
Пока ещё
бабочки
садятся на
мои руки,
Пока мне ещё
щекотно от
этого,
Пока ещё
кувшинки
раскрываются
На моём вдохе,
Пока я ещё
чувствую
близость
Неопределённости,
Я буду поэтом.
Чесночник
В часы
попыток
узреть душу,
Узнать,
откуда
берутся
мысли,
За дверью,
облепленной
шелухой
чесночной,
Я поддаюсь
торжеству
воспоминаний.
Где-то за
брюхастыми
годами,
Вынашивающими
веру
И будущее в
своей
целостности,
Колышется
моё
мгновение.
Перинкой
давно
ушедшей
реальности
Оно щекочет
подмышки,
Заставляя
смеяться
даже слезу.
Смех этот
горький,
истерический,
Подобный
тому, что
струится
видением
истины.
Проходя
через врата
гая,
Наполняя
одноглазый
месяц тайной,
А
причастность
воды к бытию
Немотой в
отражении
черт
знакомых
глаз,
Он мои
считает
следы,
Угадывая на
глаз размер
ботинок.
Мелкие следы,
следы больше
тех
Я ли носил
такие
ботинки?
Я ли
переобувал
их по
торжественным
вечерам,
Не
задумываясь
о том, зачем и
куда иду?
И куда я
пришёл в
итоге?..
Этот смех,
покрывающий
шелуху
чесночную,
Этот смех,
заносящий
размеры в
каталоги,
Этот смех,
рвущий
беспамятство
бытия,
Чертит
графики
Вселенной.
Множество
рисунков,
вопросов,
загадок,
Множество
точек.
В куртке,
иссеченной
летним
градом,
В больших
чужих
ботинках
С
подпаленными
подошвами
Я
белокрылкой
влетаю в
мастерскую
чертёжника.
В минуту
столкновения
судеб, как
астероидов,
В секунду
появления
игл,
Прорывающих
восковые рты,
Я отыскиваю
график своей
жизни
Множество
непонятных
линий,
вопросов,
загадок,
Множество
точек, среди
которых
жирная точка
отсчёта
И
безумное
желание
понять её
значение